Два танкиста из будущего. Ради жизни на земле - Страница 23

Сопровождающий открыл дверь, и сидящий в небольшом предбаннике секретарь, молодой, явно усталый человек с болезненным лицом трудоголика предложил «товарищу гвардии полковнику» пройти в кабинет…

Сидящий за столом хозяин кабинета, крепкий, похожий, как показалось Мельниченко, на окультуренного Чкалова, вышел из-за стола и, пройдя навстречу, поздоровался с Андреем. Крепко пожав руку и жестом предложив Мельниченко садиться на роскошный стул, больше похожий на полукресло, представился: — Всеволод Николаевич Меркулов, — и предложил: — Чаю?

Пока вошедший по звонку секретарь расставлял на столе чай в стаканах с подстаканниками, фарфоровую сахарницу, печенье и сушки в небольших вазочках, Мельниченко и Меркулов молча разглядывали друг друга. Но едва дверь закрылась, замнаркома сказал, глядя в глаза Андрею:

— Ставка Верховного Главнокомандования решила вновь сформировать Третий гвардейский механизированный корпус. На должность командира корпуса предложена ваша кандидатура, — остановив жестом поставившего стакан с чаем на стол и пытавшегося что-то сказать Мельниченко, он продолжил: — Но у нашего наркомата есть другое предложение. При Главном Управлении Госбезопасности создается специальная инспекционно-аналитическая группа. Подчинена она будет, кроме меня, только наркому и Ставке. Предлагаем вам перейти в нее. Задача группы — независимо собирать и проверять сведения и выдавать аналитические доклады по образцу того, что был составлен с вашей помощью в прошлом году. Так что думайте. Да, должность полковничья, но перспективы у вас есть, вплоть до начальника группы впоследствии.

— Я польщен высокой оценкой моих способностей, но, боюсь, что она преувеличена, — спокойно ответил Андрей, затем, взяв стакан и несколько раз отхлебнув, посмотрел на реакцию собеседника. Меркулов невозмутимо ждал продолжения, лишь в глазах что-то неуловимо промелькнуло. — Как сказал в похожем случае д’Артаньян, меня не приняли бы здесь и осудили бы там, — продолжил Андрей, с усмешкой поглядев в лицо Меркулову, на котором тень неудовольствия через минуту сменилась такой же усмешкой.

— «В таком случае я скажу, что все мои друзья находятся среди мушкетеров, а враги… служат вашему высокопреосвященству, так что меня дурно приняли бы здесь и на меня дурно посмотрели бы там…» Но я-то не кардинал, да и вы, если подумать, не д’Артаньян, — ответил Меркулов, и, посерьезнев, спросил: — Все же объясните, почему?

— Понимаете, Всеволод Николаевич, — раз уж наглеть, так до конца, подумал Андрей. — Мне, здоровому, крепкому мужику, к тому же умеющему воевать… уехать с фронта… все равно, что дезертировать. Нет, — Андрей посмотрел на пытавшегося что-то сказать Меркулова: — Я понимаю, что пользы от моей работы в группе может быть и больше. Но не уверен в этом. Потому что я, как человек со стороны, в систему сразу не войду. А значит, буду отторгаться ею. Все мои прекрасные и, возможно, правильные мысли будут либо игнорироваться, либо искажаться в пользу уже сложившихся стереотипов. Поэтому возможно самым оптимальным решением будет мое внештатное участие в группе. Мне кажется, так я принесу больше пользы. Тем более опыт такого сотрудничества у нас перед глазами. Я полагаю, мало кто знает, что наши мнения использовались при составлении соответствующего доклада ГКО.

После этих слов на несколько минут в кабинете воцарилась тишина.

— Интересный у вас образ мышления, — вдруг рассмеялся Меркулов и добавил: — Не сразу и поймешь, как вы к своим выводам приходите. Я считаю, что вы ошибаетесь. Если надо для дела, то надо. Но ваше мнение я понял и настаивать в настоящее время на своем предложении не буду, хотя и жаль… — и, плавно свернув разговор, распрощался с Андреем.

Остаток дня для Мельниченко пролетел незаметно. Встреча в ГАБТУ была чисто формальной — полковник, начальник строевого отдела, вручил ему два предписания и приказ — явиться на встречу с Верховным Главнокомандующим, пожелав удачи, отпустил в «свободное плавание».

Вечером, прогуливаясь с Ленгом, Андрей долго размышлял, чем же грозит им столь явный интерес властей предержащих…

11 июля 1942 г. Юго-Восточная железная дорога. Сергей Иванов

«Ту-дух, ту-дух, ту-дух», — практически вторые сутки слушаем постукивание вагонных колес. Кавалеристы Белова нас сменили, как было обещано, и вот поезд везет нас в Казань. Почему в Казань? А кто его знает. Впрочем, одна мыслишка есть. Если формируется большое танковое соединение, то Казань — самое приемлемое место. Танковое училище, полигон, бывшие помещения КАМА, если я не перепутал. Да, точно КАМА — германо-советская танковая школа, открытая в двадцатые годы. Ее якобы Гудериан посещал, или даже в ней учился. Это, конечно, сказки, покойник в эти годы в Швеции обычно околачивался. А вы думаете? Нацистский меч ковался как раз таки не в СССР. Швеция, Голландия, да и Англия, США как спонсоры, вот так. Это теперь, после развала во всем виновным СССР сделали. А реально наши совместные предприятия после тридцать третьего свернули, совсем. В отличие от некоторых моих знакомых, тогдашние руководители СССР в белопушистость Адика и компании абсолютно не верили. И правы были. Хотя в «Майн кампф» русофобских, как один нацик современный заявил, всего два предложения, но они нам ровненько в двадцать миллионов потерь и встали. Самое же противное, что из тех двадцати — одиннадцать мирные граждане, которых в войне вообще-то должно меньше, чем солдат, гибнуть.

Вот блин, даже в тылу эта война не отпускает. Думал, спокойно отдохну, благо целое купе нам с Муркой выделили. Вообще, нам повезло еще раз. В том направлении должны были перегнать много пассажирских вагонов, и наш эшелон сформировали так, что даже сержантов разместили в купе. Так что едем с комфортом. Ага, а мысли всякие в голову лезут. Даже Мурка не мешает, хотя одновременно с размышлениями я машинально ей мышку из ремешка портупеи подбросил, которую она и ловит, носясь по всему купе. Черт, а ведь я почитать хотел. Вон и книжка лежит, без обложки и нескольких страниц в начале и конце. По-моему, Фейхтвангер, а вот названия точно не помню. Интересная такая история, про горшечника — двойника Нерона, который после его смерти восстание поднял на востоке Империи. Вернее, не он, а один честолюбивый сенатор и партия его сторонников, недовольных новым императором, горшечника этого в своих целях использовали. Да, история повторяется. Иногда как фарс, а иногда, как трагедия. Ведь и Адольфа какой-нибудь «сенатор» также использует, ага. И что характерно, что сейчас, что тогда больше всего ни в чем не повинным людям достается, и военным в первую очередь. Эх, а полковника-то этого римского жалко. Погиб ни за грош, придумав новую тактику. Хотя почему ни за грош? За Императора и Империю. Жаль только, что император фальшивый…