Два танкиста из будущего. Ради жизни на земле - Страница 33

— Устали, товарищ Соколов? Ничего, теперь можете и отдохнуть. Только покажите примерно, где захоронения произведены, — сочувственно произнес старший со знаками различия старшего сержанта ГБ. Впрочем, Виктор Соколов, комиссованный по ранению радист штаба Первой тяжелой танковой бригады, а ныне комиссованный по ранению председатель колхоза, подозревал, что звание у него могло быть и выше, слишком уж независимо и уверенно чекист держался.

— А чего показывать? Вон там даже звезда на дереве сохранилась. Там и похоронили всех.

— Ясно. Спасибо вам, Виктор Михайлович. Пока присядьте, отдохните. Мы сейчас автожир вызовем, вас назад быстро доставят. Васильев, заводи свою шарманку!

Радист, расположившийся у ближайшего дерева с развесистыми, невысоко расположенными ветвями, встал и начал несуетливо, но быстро разворачивать свое хозяйство. Забросив на ближайшую ветвь проволочную антенну, он подсоединил аккумулятор и включил передатчик. Еще через несколько минут он уже с привычной быстротой отстукивал послание на ключе. Посмотрев с профессиональным интересом на его работу, Виктор, сидя на принесенном ему удобном чурбачке, закурил. Вокруг кипела работа, чекисты, молодые крепкие ребята, сноровисто оборудовали лагерь.

Наконец в небе раздалось стрекотание автожира. Сделав несколько кругов, летчик приземлил винтокрылую машину и, отрулив к краю полянки, выключил двигатель. Едва винт остановился, открылась дверца в боку фюзеляжа, на взгляд удивленного Соколова, очень похожая на автомобильную, и из автожира вышел один из летчиков. Доложив что-то начальнику и передав ему какие-то бумаги, он пригласил Соколова на борт. Тем временем чекисты быстро и сноровисто снимали подвешенные к коротким крылышкам грузовые контейнеры.

Виктор, слегка склонив голову и с трудом удерживаясь одной рукой, влез в дверцу. Тесноватая кабина, напоминающая чем-то салон автомобиля, но со множеством приборов и рычагов на месте пилотов, три небольших узких кресла, в одном из которых сидел приветливо взмахнувший рукой второй пилот, и неожиданно большие стекла, через которые хорошо просматривалась и суета на поляне, и даже большая часть пространства, включая висящие прямо над головой гигантские лопасти. Едва Соколов уселся и пристегнулся к жестковатому креслу, как сзади взвыл запускаемый мотор, и винт начал постепенно раскручиваться, пока не превратился в один сияющий отблесками солнечных лучей крут. Небольшой пробег, автожир подпрыгнул, резко провис в воздухе, словно проваливаясь в гигантскую яму, отчего содержимое в принципе пустого желудка Виктора резко выплеснулось в заранее поданный вторым летчиком бумажный пакет. Не успел Виктор испугаться падению, как аппарат выпрямился и уверенно начал набирать высоту.

Обернувшийся летчик, видимо, заметив состояние Соколова, показал ему на висящий рядом с креслом шлемофон и жестом предложил надеть его. Отложив пакет в прямо-таки специально приготовленную для него корзину, Виктор дрожащими руками надел шлемофон и после нескольких попыток закрепил на шее ларингофон.

— Плохо? — сочувственно спросил второй летчик Виктора. — Извините, забыли совсем вас предупредить, что место мало и взлетать с подскоком будем.

— Ничего, все уже прошло, — немного срывающимся после всего голосом ответил Соколов.

— Вот и хорошо, а то нам еще минут сорок лететь, — ответил летчик и вернулся к выполнению своих обязанностей. Полет закончился нормально, как и говорил летчик — через сорок минут автожир приземлился на аэродроме около Рославля, где Соколова уже ждала машина.

Автожир еще набирал высоту, а на поляне уже вовсю кипела работа. Часть людей делила поляну на участки, вбивая колышки и натягивая между ними веревки, а двое — один с миноискателем, другой со специальным саперным щупом аккуратно проверяли один из участков.

Судя по подготовленным инструментам, оставшимся на поляне, предстояли раскопки чего-то очень важного. Неподалеку от лопат, ломов и кирок гордо возвышалась тренога с фотоаппаратом.

18 августа 1942 г. Балашиха

На ярко освещенном несколькими лампами белоснежном лабораторном столе лежал кусочек чего-то непонятного. Два эксперта в потертых, грязноватых, прямо скажем, халатах поверх повседневной формы разглядывали это нечто в большую настольную лупу на подвижном кронштейне.

— Я все же считаю, что это провод. Иначе зачем столь тонкую медную проволоку в изолирующую оболочку помещать.

— Возможно, возможно. Сопротивление оболочки проверил?

— Проверил, полчаса назад. Ты как раз обедал.

— И что?

— Вот результат.

— Что? Не может быть… Ничего себе. Тогда получается, что этот тоненький проводок может выдержать… Да, нужно обязательно проверить… Кстати, когда химики обещали результат выдать?

— А послезавтра, не раньше. Что касается проверки, я уже тут одну схемку придумал. Оцени.

— Неплохо, неплохо. Давай попробуем?

— Давай.

Дальше оба включаются в работу. На лабораторном столе понемногу формируется схема из ЛАТРа, реостата, микроамперметра, проводов, концы которых, закрепленные на деревянной подставке и изогнутые, образуют импровизированный держатель. Наконец, осторожно расплющив самые кончики проводов и приложив к ним маленький кусочек артефакта, с помощью миниатюрных пассатижей один из работающих зажимает этот кусочек в держателе. Следующие несколько часов проходят в неторопливых исследованиях — постепенно увеличивая мощность подаваемого тока и следя за состоянием миниатюрного провода, эксперты оценивают и записывают полученные данные.